– Она была неравнодушна к тебе?

– Она считала меня хорошенькой. Ей нравилось привязывать меня к своей кровати. – Анжела шумно выдохнула. – Но, после Чарли и близнецов, эти двое были просто ангелами. А Скеррит – так вообще золотой человек, по сравнению со всеми остальными.

– Как ты у него оказалась?

– Он был отцом Минди и несколько раз приезжал к ним в гости. Мне хотелось учиться в Белморе, а он жил рядом. Вот мы и договорились. Думаю, Минди хотела оставить меня в семье, чтобы посещать меня в родительские дни и все такое. – Анжела улыбнулась сама себе. – Когда я училась на первом курсе, самолет, в котором летели Деннис и Минди, упал на землю. После этого падения они уже не встали.

– Боже!

– Наверное, мне не следует злорадствовать. Они не были извергами рода человеческого. Но я их ненавидела.

– Но Скеррита ты не ненавидишь?

Она покачала головой.

– В основном мне его жаль. В определенном смысле он ужасен. Извращенец. Но я не могу испытывать к нему отвращение. Слишком он жалок и одинок. – Поглядев на Говарда, она прибавила: – Думаю, теперь ты понимаешь, что я имела в виду, говоря, что притягиваю к себе психопатов, да?

– И психопаток, – пробормотал он.

– Только Минди.

– Но вместе с ней получается шесть.

– Ты вел счет, да?

– В это трудно поверить.

Уголки ее губ задрожали.

– Может быть, на мне лежит какое-то проклятие. А ты как думаешь?

– Боже, я не знаю.

– А теперь тут бродит этот дикий горец. На Дорис и Лану он уже нападал. Следующая на очереди я.

– Он до тебя не доберется.

– Думаю, лучше он, чем Батлер. По крайней мере, живой человек, да и что он может сделать со мной такого, чего не делали раньше? Разве что убить.

– Никто тебя не убьет. Никто никогда больше не сделает тебе ничего плохого. По крайней мере, пока я рядом. – Он вытащил револьвер из-за пояса и сунул его за спину в брюки. Затем заключил девушку в объятия.

Анжела крепко к нему прижалась, уткнувшись лицом в шею.

Говард гладил ее по голове, по спине, ощущая на шее ее ровное дыхание. Ее груди, живот, бедра – ему было так уютно и тепло.

Но без сексуального возбуждения.

Вдруг ему захотелось оттолкнуть ее.

Спина девушки вздрогнула, и послышались тихие судорожные вздохи. Потом снова и снова.

«Что с ней?» – недоумевал Говард.

Смеется или рыдает?

Но он знал наверняка.

– Что случилось?

– Я все испортила.

– Ты это о чем?

Анжела покачала головой. Лицо ее стало скользким от слез, а ресницы щекотали его шею.

– О чем? – повторил он свой вопрос.

– Ничего.

– Нет, выкладывай.

– Отпусти меня. Можно уже не притворяться.

– Притворяться?

Анжела оттолкнула его.

Говард схватил ее за плечи.

– Анжела!

– Оставь меня в покое. – Сбросив руки Говарда, она рванулась в сторону и побежала от костра. От его красноватого сияния, в темноту, к озеру.

Глава 21

Говард сидел спиной к костру, держа револьвер на коленях, изредка поглядывая в сторону палаток. Но большую часть времени наблюдал за Анжелой.

Она сидела у самой воды, наверное, на том плоском валуне, который не так давно назвала «нашим камнем». Видно было лишь ее голову и спину, да и то очень расплывчато. «Наверное, страшно замерзла», – подумал Говард.

И ужасно несчастна.

Когда Анжела побежала, он было сделал несколько шагов вдогонку. Но затем остановился и вернулся к костру. Она не хотела никаких погонь. Хотела побыть наедине, поэтому и убежала.

Надо просто подождать. Посидеть и понаблюдать за ней, чтобы не учудила ничего такого, например, не прыгнула в озеро, и защитить, если этот псих попытается напасть.

Ему было жаль ее, жаль и себя. Хотелось, чтобы все было так, как до ее страшного, невероятного откровения. Потому что теперь, обнимая ее, он почувствовал отвращение. Словно она была замарана, испорчена. И в грязи. Словно смердела всеми этими уродами, их потом и спермой.

И каким-то образом Анжела уловила его настроение.

«Не хочу, чтобы так было, – говорил он себе. – Кроме того, это глупо. Это та же Анжела. Такая же, как была перед началом своего рассказа. А тогда она не казалась грязной. И ничего такого, что могло бы изменить ее, не произошло. Она просто говорила: воздух проходил через голосовые связки, и она произносила слова. Вот и все. Она не загнила и не протухла. Все, что она делала, это только говорила».

Это были слова. Просто слова.

«Это только слова, – думал Говард, – если кто-то скажет тебе, что плюнул в твой суп».

Ты мог уписывать его за обе щеки, радуясь до поросячьего визга. Всего несколько слов. «Знаешь что, я тут харкнул в твою бурду». И вдруг ты начинаешь ощущать сладковатую вонь слюны, и от одной мысли о следующей ложке тебя всего выворачивает наизнанку.

«Это не одно и то же», – твердил он себе.

Но очень похоже.

Нет. Это совершенно разные вещи. Она чиста. К ней ничего не прилипло. И ничего не осталось в ней от тех людей. Мы ведь ходим в рестораны, где едим из той же посуды, из которой до этого ели другие. Даже мысли такие никогда не возникают, лишь бы посуда была хорошо вымыта. И совсем не важно, сколько людей ее использовало до нас.

Не важно, сколько человек трахало Анжелу.

Не должно быть важно.

Было бы глупо, если бы это имело какое-то значение.

Говард подбросил дров в огонь, окинул взглядом лагерь и вновь стал наблюдать за Анжелой. Может, все же следовало пойти за ней? Может, она именно этого и хотела? Чтобы я доказал, что не равнодушен к ней.

«Я не равнодушен», – убеждал он себя.

Тогда почему я не иду к ней? Зачем сижу здесь все это время, как бесчувственный чурбан?

Говард посмотрел на часы. Двадцать минут второго. Через десять минут заканчивается их смена.

Он поднялся, затолкал револьвер поглубже в брюки и пошел прочь от теплого костра. Пока он шел, Анжела так ни разу и не обернулась.

– Это я, – объявил он, шагнув на камень.

– Я знаю.

– Ты не замерзла?

– Не очень.

Присев рядом на корточки, Говард погладил девушку по голове, но Анжела продолжала смотреть на озеро.

– Ты, наверное, злишься, да?

– Я на тебя не сержусь.

– Исправляешь мою речь.

– Мне не до шуток, ладно?

– Извини. – Он встал. – Почему бы тебе не вернуться к костру? Ты, наверное, окоченела. К тому же уже почти пора будить Лану и Кита.

Анжела кивнула, поднялась на ноги и повернулась.

Говард пошел первым. К костру подошли в молчании. Когда Анжела присела на корточки у огня, он увидел, что она вся дрожит.

– Я не знаю, что сказать, – признался он.

– А тебе и не надо ничего говорить.

– Господи, Анжела! Что я такого сделал?

– Ничего, – пробормотала она.

– Я думал, мы – друзья. Понимаешь?

– Мы можем ими и остаться. Но, думаю, на этом дело и закончится.

– Почему?

– Сам знаешь, почему.

– Нет, не знаю.

Она долго и пристально смотрела на огонь. Затем, не поднимая головы, сказала:

– Я не совсем такая, как ты себе представлял, так ведь?

Говард пожал плечами.

– Ну, я не знаю. Я никогда… не рассчитывал на то, что ты девственница. Понятно, кто станет в наше время…

– Возможно, ты.

Лицо Говарда вспыхнуло ярким румянцем.

– Не по своей вине, будь уверена, – промямлил он, нервно хихикнув.

– И не по своей воле я перестала ею быть.

– Я знаю.

– Но это не считается, так ведь? А главное то, что я теперь испорченный товар. Повреждена настолько, что это даже не укладывается в твоей голове. Ты не можешь прикоснуться ко мне теперь, не вспоминая о всех ублюдках, которые надо мной издевались. И без чувства брезгливости.

– Это бред какой-то.

– Не лги. Это правда, и тебе это известно.

– Это неправда.

Анжела встала и тяжело вздохнула.

– Не пора ли будить остальных?